Дети радостно прыгнули в машину. Дождливый день. Едем в развлекательный центр — у меня бесплатные флаеры.

 

Договариваюсь со старшей о месте для встречи и где можно играть, а куда не выходить. Слежу за младшим в основном. Прохожу сквозь яркие цвета и мигающие лампочки. Панорамный вид на Неву и трассу на набережной, за ней — телебашня. Тут столики ресторана. Вокруг мамские разговоры. У меня от них вянут уши. Умиротворяющему виду из окна контрастирует детский ор вокруг. Несколько детей празднуют дни рождений. Та еще геопатогенная зона.
У меня в сумке гроссбух с ежедневником и листами для записи. Так и не достала его ни разу.

 

Заказываю детям пиццу и гречку себе.

 

Потеряла сына. Бегаю — ищу. Вижу: в уголке сидит с кусочком сахара — стянул и притаился — ест втихаря. Как отобрать?
Пришел потом ко мне просить отмыть липкие ручки, и остатки сахара сдал покорно.

 

Зову дочку:
— Слушай, ну пошли, пиццу уже принесли!
Она не реагирует.
— Пойдем скорей, остынет!
Нет ответа. Не оторваться ей от игры. Хочу сказать порезче. Но смотрю, а она похожа на греческую статую. Только язычок высунут. Молчу, любуюсь.

Бегаю между детьми. Посадить на паровозик, отвести в планетарий.

 

Сынок сидит в бассейне с шариками. Протягивает взрослой незнакомой девочке:

—Дизи! («Держи» значит.) 

 

Три часа там пробыли.
Дети перевозбудились, конечно. Мне теперь предстоит долгое их укладывание.
Покупаю им по шарику и домой. В машине поныть после такого вечера — обязательная программа. Я знаю, что так будет, и поэтому отношусь спокойно, если не сказать апатично, даже не помню, кто о чем ныл.

 

Город промыт дождем.

Я шагаю в шифоновом платье цвета морской волны вместо обычной мамской униформы — джинсов и футболки. Без коляски, без дополнительных сумок с водой, перекусом, подгузниками и влажными салфетками, запасной одеждой, средством для обработки грязных рук и банеоцином. 

 

Я как воздушный шарик, надутый гелием, словно подпрыгиваю на ходу. Идем вдвоем с Таей (привет, знаю, что читаешь) по Берлину. Ослепительное утреннее солнце ласково греет. Деревья, цветущие кустарники зеленеют между современными зданиями, запах сирени накатывается волнами.

 

Мы разговариваем о мужьях, о детях, о наших скудных возможностях побыть без них. О наших матерях и личной психотерапии.

 

Заговорившись, немного плутаем возле Potsdamer platz в поисках галереи старых мастеров. Я иду туда главным образом смотреть Дюрера, которым увлеклась во вторую беременность, много читала о нем и полюбила его.

Мысли о даче у меня вызывают боль.

С детства, когда выезд на дачу был обязаловкой: дети летом должны быть за городом. А мне там было скучно. Пара комнат, небольшой участок без ничего. Гонять на велосипеде по поселку — и не только туда, куда разрешают — было моей отдушиной. Бабушка целый день в хлопотах — прибраться, приготовить. О нашем досуге никто не думал. Друзей не было. Читала книжки по школьной программе, пыталась сушить гербарии. К хозяйству нас особо не привлекали. Разве что воды принести с колонки. Ходили в дачную библиотеку пару раз за лето, но это когда мама приедет. 

В субботу приезжают родители, это всегда праздник. Ждем их полдня. Привозят арбуз, или черешни. Идем на пляж, нам покупают мороженое. В воскресенье вечером уезжают, а мы с братом плачем.

 

—  Сложно с ребенком на даче? Скучно? Я вот этого боюсь. — спрашиваю я у старшей коллеги, у которой сыну уже 8 лет. А я только еще планирую материнство.
—  Да что ты, с ребенком на даче некогда скучать, это совсем другое дело.
Обнадеживаюсь.

 

С содроганием жду нового дачного сезона.
Домики без удобств, участки, заборы и прогулки по дорожкам между ними нагнетают тоску. Комары и мошки. Участок у нас неухоженный. Муж работает, а мне не до этого. Трава не кошена с прошлого года. Зато ромашки, незабудки, клевер, кашка, люпины, крапива и сныть.

 

Действительно, с детьми нигде не соскучишься. Мне здесь не скучно, но и не весело. Зато дети могут бесконечно возиться в воде и грязи, бегать нечесаными, полуголыми. К концу лета становятся дикарями. Животный мир на расстоянии протянутой руки: лягушки, улитки, белки, ежики, дятлы, сороки-вороны. Цветы и травы, заячья капуста, грибы-ягоды.

 

А мне бы в город, где раскаленный асфальт. Хочется летних уличных концертов, джазовых вечеров. Хочу разводить мосты, гулять в белые ночи. Хочу в Крым, в Ялту. Съездила бы на дачу Чехова. Хочу в Тойлу, где красивый парк и море с обрыва.
Но в семье у каждого свои интересы. И сотрудничество по исполнению мечт каждого — долгая, трудная работа.

 

Мое состояние здесь — меланхолия.
Чувствую себя вот этой фигурой с гравюры Дюрера. Даже сижу в похожей позе.

Один, два, три... двадцать... тридцать, — дедушка — моим детям прадедушка — считает капли корвалола. Делать ничего не хочется — ни убираться и готовить с холодной водой, ни играть с детьми, ни собирать разбросанные игрушки.

Это одна из так называемых мастерских гравюр Дюрера — вершина его творчества. Она насыщена таинственными символами, каждый из которых можно толковать в отдельности. И, думаю, смысл работы даже глубже, чем то, что в нее закладывал автор. Искусствоведы делают разные предположения относительно таблички с надписью в левом верхнем углу. Мне ближе всего та версия, что «I» — это буква, а не цифра. Получается «меланхолия и» — «уходи, меланхолия» на латинском.

Но неожиданно на пике меланхолии рождается принятие, появляются новые силы. 

 

Тонкий запах теплыми волнами накатывается. Как будто какие-то очень дорогие духи. Вот он есть, и нет его. Это наш жасмин цветет. Каскады белых цветов, словно свадебных.

 

По воскресеньям ездим в церковь. Потом в ближайший поселок: дети едят хотдоги, я пью кофе. Потом катаю их на деревенских аттракционах: батуты, паровозик, рыбалочка, — разрешаю выбрать один или два.

 

Вечерами на веранде сижу над своими текстами — пишу, читаю. Смотрю youtube: Татьяна Толстая дает очки для прочтения Чехова.

 

Вечером закутываю детей в гнездышко из теплого одеяла. Дочка говорит, что они — орлята в гнезде. Читаем Эмиля из Леннеберги. Малыш еще не понимает, но кричит «Эмиль!» и находит его изображение на каждой странице с картинкой.

 

Вся семья на даче. Маша, моя дочь, идет кататься на велосипеде:
— Я только надену носки и туфли.
На крыльце показываются теплые махровые носки с рождественскими оленями.
«Ты носки не больно теплые-то надела?» — ворчит внутренний родитель у меня в голове. 
Но я молчу. Понимаю, что другие она не нашла.

 

Мы вместе выходим на дорогу.

— Я умею кататься! — горделиво заявляет Маша. Плечи расправлены, грудь колесом. 

Велосипед у нее с дополнительными колесиками, тяжелый, педали туговаты.
Чтобы ей тронуться с места, нужно ее подтолкнуть. Толкаю — едет, останавливается. Толкаю снова. Иногда заднее колесо попадает в ямку, а дополнительные стоят на земле. Маша крутит педали вхолостую, а с места сдвинуться не может.

— Опять! — кричу я. Ну сколько можно останавливаться? Ну давай-давай, молодец!

— Мама, это оказалось не так просто.

— Правее, старайся объезжать ямки! Крути рулем! — продолжаю я.

И чуть позже:
— Крути педали быстрее!
И снова:
— Тормози! Ты же в дерево летишь!

Плечи у Маши опускаются, она больше не улыбается. Не слышит моих реплик, как будто за стеклянной стеной.

— Мама, давай на сегодня закончим. У меня не получается.

 

А вот я сажусь за руль машины. Двигаю себе сиденье поближе. Когда ехали на дачу, муж был за рулем — обратно я поведу. Два ребенка на заднем сидении. Я не наездила еще свои 10 тысяч километров. Говорят, столько нужно, чтоб почувствовать себя уверенно. Но вполне себе езжу одна за рулем. Хотя с мужем на пассажирском сидении давно не каталась. 

Вот сейчас сяду и поеду — а он увидит, насколько я прибавила в мастерстве вождения. Поехали!
И тут начинается мелкий, но настойчивый дождь деликатной супружеской критики:

 

— Левее, левее! Ты едешь по разделительной полосе!

— Не понимаю, почему ты начинаешь разгоняться, когда впереди красный?!

— Можно ехать и побыстрее...

— Незачем так гнать!

 

— Перестройся влево. Куда ты? 
—Ты же сказал влево.
— Ну, я имел ввиду вправо.

 

Тогда я представляю себя внутри невидимого ватного кокона: вот я вроде бы здесь, все слышу, но не принимаю на свой счет. Ничто не может меня задеть. Я отключаюсь. 

И вот мы сидим рядом, и он думает, что я здесь и слушаю его ценные комментарии, а я на самом деле далеко-далеко.

 

— Старайся поворачивать ближе к поребрику.
— Старайся так не делать!
— Старайся стараться... — Это уже у меня в голове.

 

— Тормози, тормози!
— Тормози плавнее.

— Перестраивайся! А не, не надо...

— Не понял, что это был за маневр?

— Э... Э? Э!

 

К концу пути ощущаю себя полным ничтожеством в качестве водителя.

— Молодец-молодец, неплохо доехала!
А мне хочется сказать: «Давай в следующий раз ты поведешь. У меня не получается».

 

 

— Маша, пойдем еще поучимся на велосипеде кататься?
— Да! — радостно соглашается она.

Выходим на дорогу — и все по новой. Ямки, остановки и моя критика.

— Вообще-то можно пользоваться рулем!..
— Что, мама? — Маше не понятен мой сарказм.

И тут меня пронзает чувство вины. Зачем я так с ней? Она мне доверяет так охотно, искренне, так безусловно. Готова у меня учиться, а я обманываю это доверие.

 

 

И я снова вспоминаю себя за рулем с мужем на пассажирском сидении.
Когда он меня поправляет, я обычно уже знаю и осознаю свои ошибки. И критика мне не нужна. Мне нужна информация:

— Справа есть место?
— Не знаю.
— Ну скажи!
— Ну да, да, есть куча места.
А мне нужно быстро и четко.

 

Еще было бы здорово, если бы он говорил мне о том, что получается:

— О, вот сейчас здорово получилось повернуть! Траектория идеальная.
И это было бы куда информативнее и полезнее, чем:

— Молодец!

Я знаю, что не молодец, после стольки-то замечаний. И вообще, не нуждаюсь в оценках — меня это раздражает. Я не первоклассница, а он — не мой учитель, или там папочка. 

 

 

Маша слезает с велосипеда, оборачивается и смотрит на меня с досадой. Солнце подсвечивает волосы, выбившиеся из прически.

— Давай еще попробуем! Прости, что тебя критиковала, я не права, учиться сложно. Это нормально, что не сразу получается! Поехали в обратную сторону!

«Ну что стоим?» — подобные реплики рождаются у меня в голове сами собой. Чтобы их произнести, не надо думать. Это легко. Но мне становится стыдно. Ведь я сама ее учу, что грубые слова лучше оставлять при себе. 
Делаю над собой усилие и пытаюсь поставить себя на место дочки: видимо, она не понимает, как это — развернуться, что нужно для этого сделать. Еще секунду формулирую и выдаю нечто конструктивное:

— Как ты хочешь развернуться? На велосипеде или слезешь и ножками?
Маша слезает и, держа за руль, разворачивает велосипед.

 

Опять ямка. Надо поддержать! 

— Забуксовала, ничего, сейчас мы тебя разбуксуем!

И отметить то, что получается:

— Вот, сейчас ты сама вырулила!
— Сейчас ты так долго сама проехала! Это потому что педали крутишь активно.
— Да, именно так и надо разворачиваться — по кругу, правильно!

Еще 100 метров туда и столько же обратно по дачной дороге в том же духе. Победа, Маша расцветает:

— Спасибо, мамочка!

 

Мы обе получили удовольствие от прогулки. Такие моменты складываются в копилку воспоминаний и укрепляют наши отношения. 

Так я понимаю, что поддержка требует усилий, но это стоит того.

 

Между прочим, с нами был еще Машин младший братик Федя на трехколесном велосипеде. Велосипед мне приходилось толкать за ручку: Федя еще не дотягивается до педалей и не умеет их крутить. Я устала. Скорей бы научить Машу кататься самостоятельно...

 

 

На следующий день идем на прогулку всей семьей. Папа критически смотрит на то, как Маша пытается ехать:

— Ей мешают эти колеса!
— Да нет, наверное, рано еще снимать! Она и с ними еще не очень катается.
— Надо снять!

Снимаем колеса, и папа толкает Машу с небольшой горки. Она едет! После пары попыток едет увереннее. Теперь, без дополнительных колесиков, Маша катится намного быстрее. Виляет рулем, но держит равновесие и даже пытается маневрировать. Ровная спинка, сосредоточенное выражение лица. Ловко спрыгивая с велосипеда, Маша оборачивается — сияющая улыбка на лице — и кричит:

— Мама, я ехала сама! Я умею кататься!

Федя в восхищении:

— Ма! Е! — что на его языке значит «Маша едет».

 

Так я понимаю, что некоторым вещам нельзя научиться теоретически. А можно только через практику, опыт. Как в вождении. Как в езде на велосипеде. Нельзя сначала все изучить, обдумать, вникнуть в логику правил дорожного движения, а потом сесть и поехать идеально. 

Я села за руль и попала в детство. Училась новому, была неопытной, ведомой, доверяющей. Мне было сложно, порой мучительно и неприятно. Но теперь я благодарна за этот опыт. Полезно было выпрыгнуть из привычной роли взрослой. Я вспомнила, каково это, — быть ребёнком. 

 

Когда ты в зависимом положении, так важно чувствовать, что тебя любят просто так, несмотря на твои достижения или их отсутствие. А если этого не чувствуешь, то не понимаешь, в чем дело, но тебе плохо. Как важно, чтобы тот, кто тебя учит, относился к тебе с вниманием. Указывал на то, что получилось, и пропускал то, что пошло не так. И в нужный момент спокойно и уверенно отпустил бы тебя. Отдав полную меру ответственности, когда ты этому готов, даже если тебе кажется что нет — не совсем готов. Ведь научиться иначе невозможно.

Будем на связи!

 

Подпишитесь на мою рассылку. Я присылаю дайджест с новостями блога: новыми публикациями, моими текущими проектами - вебинарами, онлайн курсами, прямыми эфирами. Письма приходят не чаще раза в месяц.

Здесь, на сайте, я выкладываю длинные статьи. Подписывайтесь на мой инстаграм, чтобы читать мои небольшие заметки и участвовать в обсуждении в комментариях.

Ссылочки из видео:

 

Супер-простой адвент от Кати Никитюк

И бесплатные идеи заданий от Кати же

Адвент от издательства МИФ

 

Сижу перед взрослым человеком, который обращается ко мне. Он одет в уютный серый пиджак. В комнате полумрак, а на его столе горит лампа. Я не помню его лица, но помню голос. Твёрдый, уверенный, и при этом деликатный. Добрый, — такой, что я понимаю: «Он на моей стороне. Ему можно доверять.»

 

Мне 5 лет. Не знаю зачем, но мама привела меня в здание, куда до этого водила на массаж. Это было больно, не всегда приятно, но нужно было потерпеть и сделать курс — 10 раз. Теперь же я в другом кабинете.

 

Мы за столом друг напротив друга, а мама где-то там, за спиной. Он ее не замечает, и для него только я важна. Он задает вопросы. Мне почему-то не страшно отвечать. Потом раскладывает передо мной восемь разноцветных карточек. Предлагает выбрать цвет, который больше всего нравится.

 

Я выбираю черный. Смотрю на этот цвет, он приятно обволакивает, в нем хочется утонуть, он обещает покров и защиту от каждодневных проблем, тревог и переживаний.

Дочка подошла ко мне:
— Мама, я хочу тебе что-то сказать... Вчера, когда Федя плакал... Это потому что я ударила его. (Федя — это ее младший братик.)
— Спасибо, что рассказала. Мне не нравится, когда вы деретесь, и я за вас переживаю. Но я не буду ругать тебя. Молодец, что призналась, иди обниму!

А вчера было так:
— Чего Федя плачет, поссорились, ударила его, да?
— Нет, я ничего не делала.
— Ок, я тебе верю.

 

Прежде чем читать дальше, будет здорово, если остановитесь на минутку. Вспомните какой-то один случай из детства, когда вы солгали родителям. Почему вы это сделали, с каким намерением?

Старшая дочка рычала: «Погладь мне спинку!», пока я укачивала младенца в темной комнате.

«Гладь меня!», — требовала она, если я останавливалась. «Да не хочу я тебя гладить! Какой смысл?

Я делаю это уже полчаса, — думала я про себя, — Мне бы принять душ, выпить чаю с мятой

и сладко-сладко поспать».

 

Читайте дальше, и я расскажу вам о своих десяти принципах самозаботы.