Я еду в маршрутке по Биржевому мосту на стрелку Васильевского острова поступать в Университет. В этом же месте я впервые увижу своего будущего мужа, а потом рожу детей: Машу и Федю. Но пока, в августе 2002 года, я этого еще не знаю. Я еду через Неву — а воды не видно. Виден только дым: дым горящих лесов добрался до центра города. Он стелется по воде, как облака. И петербургские острова будто бы парят в небесах. Чувствую судьбоносность момента.

В пять лет меня один раз сводили к детскому психологу.

Как только я узнала об этой профессии, сразу поняла, что она — для меня.

И вот я поступаю на психфак. Поступаю, ожидая, что за годы учебы я составлю «поваренную книгу» с рецептами.

Через пять лет после диплома я родила Машу — и моя поваренная книга развалилась в первый раз. В восемь месяцев она научилась уверенно стоять и дала мне понять, что окружающий мир для нее интереснее развивающих занятий со мной. К тому моменту я пять лет работала с группами «мама-малыш», вела «развивашки» и считала, что знаю о детях достаточно. Но Маша не хотела идти за руку за мной, играть в игры, которые я ей предлагаю, и есть мою стряпню. У нее был свой план, свое мнение. С упорством взрослого лидера она отстаивала свое право делать то, что она считает нужным, когда и как она считает нужным. Мне не хотелось ее ограничивать, но часто даже режимные моменты: еда, сон, одевание и прогулки, — становились проблемой. Казалось, Маша не доверяла мне настолько, чтобы следовать за мной, а хотела сама мной командовать.

«Ремня ей не хватает», — говорили мне родственники. Но я не верила. Между тем я сама ругала ее, выставляла за дверь и даже несколько раз шлепала по попе. 

Помню этот выбор, на который хотелось закрыть глаза: заставить, надавить и добиться своего — или признать, что мои методы не работают. Дочка постоянно бросала мне вызовы. Это было сложно, и в то же время интересно. Я говорила себе «тыжпсихолог» и находила пути. Читала книги, благо, их у меня было много, и я знала где ещё взять. Так, мало-помалу я начала справляться с ней.

Тогда я почувствовала готовность консультировать родителей. Но перед этим решила повысить квалификацию и пошла учиться снова. Мне нужна была рабочая модель. Поиски привели меня к гештальт-подходу в детской психотерапии, а именно к модели Вайолет Оклендер. И учиться мне посчастливилось у ученицы ученицы самой Вайолет.

Я прочувствовала, как ребенок, да и любой человек, существует в тесном взаимодействии со средой вокруг. И его проблемы — не сами по себе, а в контексте его отношений с родителями, близкими, воспитателем, школой, друзьями.

Основной постулат гештальт-подхода как раз в этом: человек целостен в своих телесных ощущениях, чувствах и мыслях, — в них нет лишнего, неправильного. И он также составляет единое целое со средой, в которой находится. Ребенок — как пешка на шахматной доске. Он действует в рамках игрового поля и других фигур на нем. При этом репертуар его ходов ограничен, и он часто оказывается на амбразуре в сражении, которое затеяно не им.

И вам, родителям, мне хочется помочь узнать, понять своего ребенка и сделать ваши с ним отношения теплыми и легкими, — оказаться с ним по одну сторону баррикад.

Думая, что теперь я знаю все, я родила Федю. Но снова что-то сломалась. Маша ревновала. Она требовала моего времени и вела себя агрессивно. Хотелось и защитить малыша и уделить ему внимание. В то же время жалко было старшую, и я старалась посвятить ей каждую свободную минутку. Отдохнуть тоже хотелось. Иногда я была готова применить к Маше репрессивные методы, иногда очень на нее сердилась, часто бывала вымотанной физически, сил не хватало.

Но в самые трудные моменты мне вспоминались слова:

Знаю, что это правда. По чувству стыда и мучительной вины, которое приходит за каждым грубым словом, каждым окриком, шлепком, захлопнутой дверью, совершенными по отношению к ребенку.

Справиться с Машиной ревностью и многими другими проблемами мне помогла опять-таки психология. А именно, теория Гордона Ньюфелда. Я и раньше читала бегло его книгу, но ничего не поняла. А тут нашла блог психолога Дарьи Домбровской, которая работает в его подходе. Прошла курс у Дарьи, а потом пошла учиться в Институт Ньюфелда.

Я поняла, что проблемы в поведении дочки связаны с незрелостью и с тем, что ей тяжело эмоционально. Выстроила мостики к ее сердцу, пути взаимодействия.

Как видите, я так и не перестала учиться. Моя профессия помогает и другим людям, и мне самой в моем материнстве. Каждый ребенок, каждый жизненный цикл — это новый подход и метод. Я верю, что мне нужно оставаться гибкой: и как психологу, и как маме. Так и выстраиваются хорошие отношения.

Малыш рос, и в чем-то становилось труднее. Но инструменты, которые я получила в Институте, и сама концепция Ньюфелда — его видение путей детского развития, мне помогают. Я люблю теорию Ньюфелда за то, что она дает родителям и специалистам карту психического развития ребенка, а не ту самую поваренную книгу с рецептами.

Я не идеальная мама, и не всегда веду себя правильно, даже сейчас. Я переживаю разные чувства и ошибаюсь. Именно поэтому я не осуждаю родителей, которые не справляются. Нет смысла в осуждении, но есть смысл в том, чтобы научить родителей самопомощи.

Я никому не предлагаю поваренную книгу. Легко выписать рецепт по запросу клиента — но рецепты не работают. Часто проблема не в вас и не в ребенке, проблема — в отношениях. Я знаю, что отношения можно растить. А потребности в росте, развитии, познании заложены в каждом ребенке. И стоит создавать богатую среду, в которой можно многое попробовать — тогда живой интерес ребенка проявится сам собой.

Я не верю в «дайте ему проораться» и в то, что родителей нужно стыдить. Насилие — физическое или душевное — больше не мой метод.

Я православная христианка, но не православный психолог. Христианство — моя система ценностей. А работаю я, используя научные методы гештальт-психологии и подхода к развитию, основанного на привязанности Гордона Ньюфелда, сотканного из десятков открытий и теорий в психологии.